Стелла Джоргуди

 

СОЗДАНИЕ МИФА О МАТРИАРХАТЕ.

 

Обширная высохшая земля, каждый год затопляемая потоками великой реки; сильный, бурный прилив, пронизывающий тьму земли и ее таинственные недра; богатый мир растений, изобилие болотистой растительности, появляющейся от союза воды и почвы, от брака египетской земли и Нила. Это был впечатляющий, если не всепоглощающий, образ, вдохновивший швейцарского юриста Якова Бахофена (1815 – 1887 гг.) Бахофен был полным энтузиазма филологом, задавшимся целью создать теорию происхождения естественной жизни, интерпретацию мифа, понимание сути далекой эпохи, которая управлялась, по его мнению, Mutterrecht материнским правом, властью (kratos) женщин – словом, «гинократией» (немецкое «Gynaikokratie», от греческого «gyne», женщина, и «kratos», власть). Этой потерянной во мраке времен, ранней эпохе человечества Бахофен отдался со всем рвением и усердием. Он описал, проанализировал и защитил эту эпоху в своем фундаментальном труде, опубликованном в 1861 году в Базеле, «Матриархат» с подзаголовком «Исследование религиозной и юридической природы гинократии древнего мира».

То, что теоретическая система, созданная Бахофеном, покоится в основном на Египте, является следствием трактата Плутарха «Исида и Озирис», написанного под сильным влиянием платонизма около 120 г. н.э. Рассказ Плутарха о египетском мифе, в совокупности с образом египетских земель, периодически затопляемых и осушаемых Нилом, составили основу того сценария, который Бахофен приспособил и интерпретировал таким образом, чтобы он соответствовал его собственному предвзятому мнению 1.

 

Общий сценарий.

 

Теоретическая система Бахофена покоилась на двух взаимосвязанных, и вместе с тем, глубоко антагонистских, началах: женском начале, которое в Египте олицетворялось с богиней Исидой, верховной «Матерью», и никем иным как с самой плодородной Землей; а также на мужском начале, воплотившемся в Озирисе, брате и муже Исиды, который отождествлялся с Нилом, мужской и оплодотворяющей силой вод.

Из этих двух жизненных начал, «женское», по Бахофену, формировало материальное «вместилище», «пассивную материю» рождения, универсального воспитателя, чистый «теллурический» элемент. Другое начало, «оплодотворяющая мужественность», составляло активную, «увлажняющую» энергию, семя, которое порождает нематериальный, не телесный элемент, выражение чистой одухотворенности. Весь «Матриархат» Бахофена – это захватывающий, пылкий рассказ о конфликте между двумя этими великими силами, которые управляет всей человеческой жизнью. В начале истории Исида доминировала над Озирисом; Мать навязала свой естественный закон и свой культ; материнская грудь окружила, крепко схватила и держала «производящую влагу» в подчиненном положении 2. Поэтому вполне естественно было представить Египет в качестве прототипа, модели «гинократии», в сравнении с которой могут быть оценены нравы иных народов 3. Эта модель, примененная к Египту, окажется довольно живучей: спустя более чем сорок лет после выхода в свет «Матриархата», «Французская группа феминистских исследований» охарактеризует Египет как «непоколебимый источник и последнее прибежище матриархата» 4.

Несмотря на то, что «матриархат» (буквально – власть матери), по общему убеждению, считается великим открытием Бахофена (сравниваемое некоторыми с открытием Колумбом Америки 5), сам этот термин не фигурирует в его книге. Бахофен использовал понятия «материнский закон» и «гинократия», зачастую в одном ряду друг с другом, не проводя каких-либо определенных различий между ними 6. Тем не менее, очевидно, что у него эти два составных понятия соотносятся с рядом социальных и юридических фактов, проявляющихся в двух весьма запутанных и сложных характеристиках: верховенство женщин над мужчинами в семье, а равно как и в обществе; и признание родства исключительно по материнской линии, или, говоря языком антропологии, матрилинейная генеалогия, которая означала, что по закону лишь дочь может наследовать собственность. Понятие матриархата, изобретенное в XIX веке по аналогии с патриархатом, обладало тем преимуществом, что включило в себя обе эти характерные черты; именно поэтому, сам термин прижился как среди почитателей Бахофена, так и среди его недругов.

 

Теория матриархата.

 

В чем состоит теория матриархата Бахофена? Каковы ее принципы и законы? Ответить на эти вопросы не так-то просто. И не только потому, что сама работа весьма объемна, но и потому, что некоторые специалисты рассматривают ее как некий «мистический» текст, местами поэтический, местами научный, «неприступный» 7 и трудный для чтения. Действительно, книга полна противоречий, повторов и отступлений 8. Подобно «Происхождению видов» Дарвина и «Капиталу» Маркса, «Матриархат» в большей степени прославляется, нежели читается 9.

Не углубляясь в «романтическую прозу» Бахофена, попробуем вычленить главный контур его схемы, чья цель состоит не просто в том, чтобы привести какие-либо исторические факты, а в том, чтобы объяснить происхождение, развитие и конец всего» 10. Как и отдельные индивидуумы, все народы также являются организмами. И для того, чтобы «прорасти» и достичь зрелости, они нуждаются в твердой «направляющей» руке, которая может быть только лишь рукой Матери. Происхождение человечества находится под эгидой одной верховной силы: Женщины, или скорее материнского тела, которое дает жизнь подобно подлинной Матери – Земле 11. Эпоха торжествующего материнства – это время, в котором главенствующее положение занимала «материя» и «физические законы» существования. Со времен Платона и Аристотеля, говорит Бахофен, женщина отождествлялась с hyle, или грубой материей, которая по-разному характеризовалась: «мать», «кормилица», «место» и «положение» поколения 12.

 

Гетеризм Афродиты.

 

Придерживаясь типично дуалистического метода, Бахофен изображает детство человеческого рода как период, разделенный на две стадии, каждая из которых соответствует определенному виду материнства, отличной форме материальности 13. На первой, более примитивной ступени, «теллурическая жизнь» не знала никаких ограничений или преград. Это был период глубоко «chthonian» материализма, во время которого наивысшего расцвета достиг чистый естественный закон (ius naturale). Самыми эффектными проявлениями царства естественного права были, во-первых, буйная, но хаотичная манера сексуальных отношений, ведшая к открытому «животному промискуитету»; и, во-вторых, богатая флора, растительность, которая спонтанно прорастала из хаотичного плодородия болот 14. Эту стадию Бахофен назвал Hetërismus (от греческого hetaera – гетера). Брак, по словам Бахофена, был ей совершенно чужд. Дети не признавали отца, а «сеялись наобум» (spartoi), подобно «болотным растениям», которые происходили только из материнской материи 15. На этой стадии свобода ничем не ограничивалась, не существовало ни личной собственности, ни частных прав 16. Это было время кочевой жизни, когда людей связывало между собой лишь «желание Афродиты». Более того, в религии Афродита главенствовала над всеми божествами; и именно она, утверждает Бахофен, яростно сопротивлялась браку 17.

 

Генократия Деметры.

 

На второй ступени «чувственная материальность» гетеризма Афродиты трансформировалась в «упорядоченный материализм», который символизировался двумя важными институтами, возглавляемые богиней Деметрой: брак и сельское хозяйство. Тем не менее, эта «хлебно-супружеская» стадия, как ее назвал Бахофен, по-прежнему подчинялась естественным законам. Материально-материнская структура предыдущего периода была сохранена, однако к ней добавился «новый импульс к более высокой морали», а также новый закон, «супружеско-материнский закон», который постепенно распространился на все сферы жизни. Сельское хозяйство стало моделью брака, а зерно и колос пшеницы стали священными символами материнства и его таинств 18.

Отныне Земля (Gaia) перестала быть матерью в универсальном, неограниченном, абсолютном смысле. Она была обязана своим материнством связью с мужчиной, который знал как «сеять, выращивать и обрабатывать землю» (все это, по Бахофену, было мужской деятельностью), и которому она окончательно отдавала плод своего чрева 19. Женщина, которая просто подражала Земле, отныне возвысилась до статуса матери, благодаря ее исключительному союзу с мужчиной. Поскольку брак был таинством Деметры, то женщины давали клятву в супружеской верности ей и ее дочери Коре 20.

И хотя теперь роль мужчины стала активной и необходимой, а также, несмотря на то, что институт, который можно было бы назвать «моногамией Деметры», некоторым образом предвещал ограничения патриархальной моногамии, приоритет плодородной женщины над оплодотворяющим мужчиной остался незыблем 21. Мужская производительная сила преклонялась перед высшим законом материи, которая зачинала и дарила жизнь 22. Женщина как точная копия хлебородной земли с ее яркими оттенками sancticas, приобрела еще большую важность в том «магическо-религиозном» контексте, в котором развивалось сельское хозяйство 23. На протяжении всей этой фазы человеческого существования религия играла основную роль. Бахофен утверждал, что нет существа более религиозного, чем женщина, и именно из этого проницательного проникновения в божественное женский пол извлекает для себя власть и силу. По сути именно на этой стадии развилась истинная гинократия и Мать стала доминировать как над семьей, так и над государством. Человечество вступило в эпоху полностью оформившегося матриархата 24.

Каким образом и почему произошел переход от гетеризма Афродиты к гинократии Деметры? Причину Бахофен нашел в промискуитете доисторических времен, когда мужчин, испытывая беспокойство в условиях материнского давления, прибегал к своему физическому превосходству, дабы надругаться над женщинами, «смертельно изматывая их своей похотью» 25. Женщина, испытывая настоятельную потребность в более упорядоченной жизни, в «более чистой вежливости», восстала против нарушения ее прав и превратилась в амазонку, которая оказывала мужчинам вооруженное сопротивление. По мнению Бахофена, амазонство было необходимой переходной фазой в эволюции человечества. Несмотря на его «животный разврат», оно выражало «бунт материнства, противопоставившего свой высший закон сексуальному насилию мужчин», и, таким образом, заложило основу фазе Деметры, во время которой амазонка отказалась от воинственной и кочевой жизни и вновь открыла свое естественное призвание: материнство в условиях оседлой замужней жизни 26.

Несмотря на то, что переход от гетеризма через амазонство к фазе Деметры совершался по «материальным законам», Бахофен рассматривал гетеризм и амазонство как «формы вырождения женского пола» 27. Более того, женщина на стадии гетеризма Афродиты или амазонства существенным образом отличалась от женщины на стадии Деметры. Первые два типа, подобно животному миру, управлялись необузданным ius naturale, в то время как последний тип находился в рамках положительного matrimonium 28. В символической и религиозной сфере это отличие нашло отражение в двойственной природе луны. Амазонки считали, что эта ночная звезда обладает суровым, зловещим характером и враждебна любого рода длительному союзу. Луна была гримасничавшей головой смерти, персонифицированной в злой Горгоне. И наоборот, женщины на стадии Деметры полагали, что луна обладает смешанной, андрогинной природой (хотя, конечно же, преобладал материально-женский компонент). Космический союз Солнца и Луны был для этих женщин прототипом человеческого брака 29.

 

Возникновение отцовского права.

 

И все же, несмотря на то, что разнообразные формы «материнского превосходства» могли отличаться одна от другой, но взятые вместе, они составляли, по Бахофену, самую примитивную стадию человеческой истории. Развитие человечества неизбежно привело к тому, что он считал самой важнейшей трансформацией отношений между полами: замене материнского начала отцовским, которую он описывает как главнейших шаг вперед. Когда мужчина освободился от Матери и ее гинократических нравов, он перестал быть ребенком и стал взрослым. Народы мира сбросили с себя детство и вошли в эру зрелости и ответственности. Так началось царство отца и «отцовского права» (Бахофен не использует термин «патриархат» также как и «матриархат») 30.

Освобождение мужчин не наступило в один миг, но прошло три стадии, подобно дневному пути солнца. Как только начала рассветать новая эра, «сияющий сын» по-прежнему находился под властью материнского начала. Когда же солнце достигло зенита, мужчина добился торжествующего и ослепительного отцовства. В религиозном плане это соответствует эпохе Диониса, реализации «дионисийского отцовства», при котором отец постоянно ищет женщину, в которой он мог бы вызвать жизнь. Сначала Дионис был союзником женщин-деметрианок и врагом амазонок, которые отказывались преклоняться перед его фаллической мужской природой. Однако, потерпев внезапное поражение, эти воинственные женщины были покорены непреодолимой соблазнительной силой Диониса и стали «отважными стражами героя». По словам Бахофена, эта радикальная перемена демонстрирует ту «трудность, с которой столкнулась женская природа, когда вынуждена была вести себя скромно и с тактом» 31. Став «богом женщин», богом плотского желания и мистического влечения, Дионис вновь вернул старый гетеризм Афродиты. По мнению Бахофена, трансформация «генократии Деметры» в «гинократию Диониса» говорит о том, что победа отца была довольно-таки хрупкой и ненадежной 32.

Дабы сделать эту победу более весомой, отцовское начало должно было избавиться от всех связей с женщиной; отцовство должно было стать исключительно духовным. Частично эта цель была достигнута Аполлоном Дельфийским, но в значительно большей степени – мужской империей, Римом. Только лишь римская система, надежно охраняемая юридической системой и политическим устройством, была способна парировать все атаки, предпринимаемые материнским началом, которое посредством религии пыталось вновь завоевать то, что утеряло в политической сфере. В заключении Бахофен пишет о том, что история эта показывает то, «как трудно мужчине во все времена и при любой религии освободиться от груза материальной природы и достичь высшей цели своего предназначения, а именно, возвысить это приземленное существование до чистоты божественного отцовства» 33. Поэтому полностью опасность не исчезла, так как шаг назад, восстановление «эпохи Матерей» отбросит человечество в животную жизнь 34.

Восхваляемая некоторыми, критикуемая другими, работа Бахофена о материнском праве и гинократии остается отправной точкой для всех исследователей матриархата. Помимо оказанного влияния на психоанализ (что заслуживает более полной оценки) 35, он остается источником ссылок для определенного типа марксистских и испытавших влияние марксизма исследователей, которые признательны Энгельсу за его восторженный отзыв о «Матриархате», публикация которого привела, по его словам, к «полному перевороту» в его мышлении: «Открытие примитивной, матриархальной ступени, предшествовавшей патриархальной, имеет для человечества тоже значение, что и теория эволюции Дарвина для биологии, и туже ценность, что и теория прибавочной стоимости Маркса для политической экономии» 36. Не должны мы недооценивать и ту поддержку, которую оказали некоторые современные феминистские круги понятию Бахофена «гинократия». Однако современные феминистские авторы, которые стремятся доказать существование доисторического матриархата, опираются не столько на тексты Бахофена, которые в большинстве своем они либо не читали, либо читали невнимательно, а на упрощенную, зачастую неточную, «вульгату» Бахофена 37.

 

Идеи, взятые у Бахофена.

 

Стоит привести несколько идей, заимствованных из «Матриархата», и иногда либо переработанных, либо более подробно разработанных, в последующих исследованиях античных женщин.

 

Этнологический эволюционизм, или говоря другими словами, представление о том, что человеческие сообщества развиваются линейно: от «дикарства» или «варварства» к цивилизации, от более низкой ступени к более высокой. У Бахофена эта тория парадоксальным образом соединяется с цикличной моделью, когда определенные сообщества развиваются от более высокой ступени к более низкой 38.

 

Очевидно, заимствованное у Гегеля представление о том, что переход от одной стадии к другой совершается через ожесточенное противостояние оппозиционных друг другу принципов, в данном случае – мужского и женского. Ряд других антитез вращается вокруг этого фундаментального столкновения мужского и женского: природа против культуры, материя против духа, земля (или луна) против солнца, тьма против света, восток против запада, Афродита против Аполлона, левое против правого, смерть против жизни и т. д.

 

Акцент на важность религии, которую открыватель матриархата рассматривал как первопричину общественного развития, двигатель любой цивилизации. Если женщина и господствовала над мужчиной на заре человечества, то было это из-за ее склонности к божественному, сверхъестественному, чудесному, иррациональному. В конечном итоге матриархат основывался на религии, из чего проистекает и важность архетипа Великой Матери или Великой Богини или же Матери Земли, символа материнского царства, с которым идентифицировались практически все древние богини.

 

Методологическая аксиома Бахофена и его последователей в том, что миф может заменить историю, мифологическая традиция – это широкое зеркало, в котором самым правдоподобным образом отражается прошлая реальность, что миф – это самое подлинное доказательство, которым мы обладаем, самое непосредственное и истинное проявление доисторических времен.

 

Убеждение, что матрилинейные системы обязательно примитивнее патрилинейных, убеждение, которое привело к смешению матриархата с матрилинейностью и матрилокальностью.

 

Помня эти идеи, попробуем рассмотреть конкретные примеры того, какие последствия имела теория Бахофена для изучения древнего мира.

 

Реконструкция доисторической Греции.

 

Убежденный в том, что на заре любой цивилизации господствуют гинократические формы, Бахофен терпеливо рисует огромную картину древнего мира, состоящего из стран, народов и племен от Иберийского полуострова до Индии, от Скифии до Африки. На этой картине такие реально существовавшие страны как Ликия, Крит и Египет появляются бок о бок с народами, чье историческое существование оспаривается, как, например, пелазги и Minyans, равно как и откровенно мифические племена Phaeacians и Teleboans. Некоторые из этих гинократических обществ расцветали вне Греции, другие жили на греческой земле, такие как этолийцы, аркадийцы и элианы, жители западного Пелопоннеса, который, по Бахофену, занимал «самое выдающееся место среди гинократических стран», о чем свидетельствовала его «религиозность, его праздники и консервативный дух его народа, как с гражданской, так и с религиозной точек зрения» 39. Как пространственные, так и временные рамки исследования Бахофена были весьма широки. Меньше внимания уделялось «хорошо известной классической античности», в отличие от тех ранних периодов, где все еще можно было наблюдать культ Великой Матери. К примеру, у греков гинократия брала свои истоки от «варваров», которые были «первыми доэллинскими жителями Греции и Малой Азии, кочующими народами, олицетворявшими зарю древней истории». Этими народами были, например, карийцы, Leleges, Caucones и пелазги 40. Эти разнообразные племена оставили «узнаваемые следы» «матриархальной» системы, сохранившиеся в основном благодаря их культовым постройкам. Основываясь на этих «пережитках» (как в самой Греции, так и за ее пределами), можно, по мнению Бахофена, восстановить всю системы.

 

Прохладный прием.

 

Амбициозная реконструкция, предпринятая Бахофеном, не получила благодушного всеобщего приема со стороны специалистов по греческим исследованиям. Некоторые крупные представители эллинистической школы сознательно игнорировали его работу, другие же, если и упоминали ее, то крайне редко. В своей поистине настоящей энциклопедии греческой религии, фундаментальном труде о Зевсе, Артур Бернард Кук лишь единожды упоминает «Матриархат» и то, только лишь за тем, чтобы сразу же сослаться на других ученых, которые опровергали существование материнского права в архаической Греции 41. Признанный специалист в области греческих исследований, Мартин Нильссон уделяет внимание «mutterliche Spekulationen» лишь в сноске и отсылает читателя к критике Х. Д. Роуза «неоспоримых доказательств» существования в «доисторической» Греции материнского права, которое в любом случае не должно смешиваться с «гинократией» 42. В своем трактате, посвященном греческой религии, Вальтер Буркерт предостерегает от опасности систематического дуализма, который противопоставляет так называемый индоевропейский элемент (ассоциируемый с мужественностью, олимпийцами, Небом, духом и патриархатом) неиндоевропейскому элементу (женственности, chtnonian, земле, инстинкту и матриархату). Существование «собственно говоря материнского права» в Эгейском регионе или на Ближнем Востоке, утверждает он, не доказано. «Для исследователя греческой религии это не играет никакой роли, несмотря на миф Бахофена и ортодоксальность Энгельса» 43. Точно также, В. К. Лэси, исследователь греческой семьи, отказывается брать в расчет те теории, которые основываются, по его убеждению, «на совершенно ложных посылках, таких как матриархальная организация общества» 44.

 

Использование Бахофена эллинистами.

 

Некоторые эллинисты заняли более благосклонную позицию в отношении идей Бахофена, в особенности, когда такие понятия, как матрилинейная генеалогия, матриархальная система, материнское право и гинократия стали предметом антропологических дискуссий. Х. Д. Роуз утверждает даже, что в начале этого столетия большинство ученых, склонных положительно смотреть на эволюционные теории, восприняли идею о том, что «стадия материнского права… неизбежно предшествовала эпохе отцовского права» 45. Более того, для некоторых специалистов в области греческой религии это положение нашло свое воплощение в «величественной» фигуре Великой Богини, также известной как Богиня-Мать, Великая Мать или Мать-Земля. Таким образом, многие ученые, вне зависимости от того, насколько прямо они ссылались на Бахофена, приняли общее, и зачастую расплывчатое, представление о том, что женская божественность, хозяйка природы, являлась доминирующей религиозной фигурой в доисторических или доэллинских средиземноморских обществах. Наглядными примерами тому могут служить исследования В. Гатри и Джейн Харрисон 46.

Джейн Харрисон являлась ведущей представительницей так называемой «кембриджской школы», чей «антропологический эллинизм» признавался некоторыми специалистами в области изучения древней Греции опасным 47. Она назвала «Матриархат» самым полным собранием античных доказательств в пользу сохранения матриархальных условий в греческом мифе 48. В двух, ставших ныне классических, работах приняла матриархально-патриархальную дихотомию и исследовала конфликт между старым и новым общественным порядком как он был отражен в греческой мифологии. Как и Бахофен, она полагала, что миф являлся проекцией прошлого. Тем не менее, для Харрисон примитивное общество было не матриархальным, а матрилинейным: женщина была не доминирующей силой, но, благодаря ее статусу матери и «воспитательницы сыновей», социальным центром 49. Моделью подобного общества была для Харрисон божественная фигура kourotrophos богини, воспитательницы юношей (kouroi) 50.

Подобным же образом Карл Керени основывался в своем исследовании, посвященном Гере и Зевсу, на взаимосвязи между матриархальным и патриархальным. Он намеревался обнаружить архетипные образы Отца, Матери, Мужа и Жены. Эта биполярная схема позволила ему точно определить занимаемое «Олимпийской божественной семьей» положение и рассмотреть ее соотношение с «матриархальным прошлым» 51.

Ни один эллинист не был таким пылким сторонником теории матриархата как Джордж Томпсон. Ученый, погруженный в греческую литературу, а также ортодоксальный марксист, он пересмотрел и доработал аргументы Бахофена, которые он дополнил чтением Энгельса и «принципами исторического материализма». То, что он назвал своей «новой интерпретацией греческого наследия в свете марксизма», требовала эволюции общества по нескольким ступеням 52. Доисторическая Греция, чей матриархальный характер Томпсон принял как должное, являлась центральным элементом представленной им схемы, в которой Богиня-Мать, занимавшая надлежащее ей место, кристаллизовалась в образе разнообразным «матриархальных» богинь: Деметры, Афины, Артемиды и Геры. В конечном счете, матриархальное общество исчезло, но повсюду оно оставило свои следы. Поэтому Томпсон намеревался проследить эти «пережитки» и обнаружить те места, где «материнское право царило достаточно долго, чтобы согреться в лучах истории» 53.

Другие эллинисты последовали по пути Томпсона, который недвусмысленно вел от Матери к Отцу, от матриархата к патриархату. Среди них, Р. Ф. Виллетс, изучавший в основном античный Крит, был занят также и проблемой «необходимого» перехода от матрилинейной системы к партилинейной. Он описывал Крит в минойскую эру как примитивное, аграрное и матриархальное общество, в котором главенствовала Великая Мать 54. Несмотря на то, что Виллетс был сторонником теории матриархата, он редко ссылается на Бахофена; в своей библиографии он цитирует «Матриархат» 1861 года, а не образцовое издание 1948 г., составленное Карлом Мели и его сотрудниками. Другие поборники матриархата также демонстрировали бесцеремонное отношении к ее создателю. Не упоминая Бахофена, К. Хирвонен объясняет «учтивость Гомера» в отношении героинь и женщин в целом тем, что Гомер был не способен докопаться до всех пережитков предполагаемого «Эгейского матриархата», несмотря на его полнейшую приверженность патриархату своего времени 55. Подобные замечания применимы и к исследованию Ч. Томаса, который принимал как должное то, что минойское общество было «матриархальным» и господствовала в нем Богиня-Мать 56.

Как бы там ни было, но истинным поборником Бахофена был греческий филолог Панагий Лекатсас, который посвятил всю свою жизнь тому, чтобы познакомить современное греческое общество с как можно более точной теорией Бахофена. В конце 1970-х годов он писал, что существование «матриархальной ступени развития человечества», впервые обнаруженной этим «гениальным человеком», Бахофеном, было доказано «вне всякого сомнения» 57. Коротко говоря, работа Бахофена дала толчок появлению своеобразной бахофенианы, чье влияние периодически всплывало в сфере изучения античной истории. Беспрерывно появляются похожие «доказательства» существования матриархата, касающееся тех же самых вопросов. Должным образом истолкованная, любая научная работа, будь то в области археологии, мифологии, истории или литературы, может обнаружить в себе подобного рода доказательство.

 

Доказательства и опровержения.

 

Археология. Казалось бы, археология подтверждает теорию вездесущей минойской Богини-Матери, являвшейся якобы символом доэллинского матриархального общества. Однако при ближайшем рассмотрение эти доказательства предстают весьма неубедительными: все изображения женщин, как на фресках, печатях, так и на драгоценных камнях, идентифицируются с богиней; и главным образом, неолитические статуэтки, найденные на Крите, также считаются изображениями Великой Матери. Тем не менее, по поводу интерпретации этих образов выдвигались довольно-таки серьезные возражения. Все они не могут изображать одну и ту же богиню; некоторые из них могут вообще быть изображениями не богини, а умершей женщины. Нельзя сбрасывать со счетов существование в минойский период политеистической системы 58. Более того, верное истолкование женских статуэток зависит от сравнения их с меньшим количеством мужских идолов и с большим количеством фигурок неопределенного пола 59. Минойская религия, по словам Нильссона, это «великая книга образов без текста» 60. Выводить существование матриархального общества из подобного рода образов в отсутствии соответствующих мифов, писать историю на основе только лишь иконографических источников, довольно-таки рискованное дело, которое может привести только к сомнительным выводам.

Мифология. Мифологические свидетельства использовались подобным же образом для того, чтобы объяснить происхождение названия «Афины» в понятиях «исторического» конфликта между матриархальным и патриархальным режимом. Во времена Кекропа, мифического первого правителя Афин, возник спор между Афиной и Посейдоном по поводу названия и права владения этой территорией. Посоветовавшись с Дельфийским оракулом, правитель созвал собрание, в котором приняли участие «граждане обоих полов», так как «тогда это было в обычае у женщин участвовать в общественных выборах». Мужчины проголосовали за Посейдона, женщины – за Афину, и «поскольку у женщин оказалось одним голосом больше», то победу одержала Афина. Это разгневало Посейдона, и мужчины захотели отомстить: с этого времени женщины «утратили право голоса, ни один из их детей не мог носить их имя, и они перестали называться афинянками» 61.

У поборников матриархата нет и тени сомнения в том, как истолковывать этот рассказ. Поскольку, как утверждает Томпсон, миф «настолько очевидно [отражает] единство человеческих, экономических, политических, социальных и репродуктивных отношений», то это не более чем иллюстрация победы нарождающегося патриархата над увядающим матриархатом 62. Настолько же удовлетворительной может показаться это толкование для тех, кто рассматривает миф в качестве исторической хроники, насколько и недостаточным для того, чтобы отдать должной всей сложности мифического дискурса. Взятая полностью, история жизни Кекропа вызывает ряд вопросов, на которые свидетельство о смене матриархальной стадии патриархальной не может дать ответа. Например, в некоторых версиях этого мифа Кекроп описывается как герой, несший с собой цивилизацию, родоначальник моногамного брака 63. Это изображение противоречит мнению Бахофена о том, что моногамный брак является заслугой матриархальной Деметры. Другая проблема заключается в двойственной природе Афины, которая, с одной стороны, является женским божеством, а с другой, дочерью, не имевшей матери, и появившейся исключительно из своего отца, Зевса. Кроме того, что конкретно говорит миф о происхождении? Перешло ли общество, как утверждают сторонники Бахофена, от «промискуитета» и матрилинейной генеалогии к партилинейной? Или же место имело изменение, произошедшее в правление Кекропа, от двусторонней генеалогии (при которой принималось во внимание, как отцовское имя, так и материнское) к односторонней, при которой признавалось происхождение лишь по отцовской линии? Кекроп, учивший, что все существа имеют и мать, и отца, мог с таким же успехом быть родоначальником и двусторонней генеалогии, что объясняет и его фамилия diphyes (двойственная натура) 64. И, наконец, как сами афиняне интерпретировали этот миф? В конце истории он предстает как одно из поражений женщин в политической и социальной сфере. Миф напоминает о тех привилегиях, которыми пользовались женщины, но не до Кекропа, как считает Томпсон, а во время его правления, которое «направило мужчин от дикарства в более мягком направлении» 65.

История. Если миф может заменить историю, тогда, конечно же, историков можно поймать на слове. Именно поэтому сторонники теории матриархата обращаются к Геродоту (I, 173): «По своим нравам ликийцы походят в некоторых отношениях на жителей Крита, в других – на карийцев, но в одном из своих обычаем, а именно в том, что берут себе они имя матери, но не отца, они уникальны. Спроси ликийца, кто он такой, и он назовет тебе свое имя, имя своей матери, затем бабушки, прабабушки и т. д.»

Для того, чтобы опровергнуть все аргументы в стиле Бахофена о существовании среди ликийцев матрилинейной генеалогии, которые бесконечно повторялись со времен выхода в свет «Матриархата», Симону Пембруку было достаточно лишь повнимательнее изучить ликийские надписи 66. Вместе с тем, полезно было и пересмотреть работу Геродота, обдумать отношения этнографа и историка, а также поразмыслить над тем, каким образом «Истории» отражают отношения варваров к грекам. Вряд ли вызовет удивление то, что Геродот описывал сексуальные и брачные обычаи варваров при помощи греческих категорий: его logos был греческим 67.

Трагедия. В качестве доказательства существования матриархата привлекалась также и античная трагедия, в особенности произведения Эсхила. «Орестея» толковалась последователями Бахофена с точки зрения исторического конфликта между уходившим матриархатом и появлявшимся патриархатом. По их мнению, трилогия Эсхила представляет собой реалистическое свидетельство жестокой битвы между могущественными генократическими фигурами, представленными в образе Клитемнестры и Эринии, и новыми династиями патерналистского режима, воплотившимися в образе Ореста и Аполлона. В этой эпической битве Электра и Афина покидают сторону женщин и переходят на сторону мужчин, символизируя тем самым добровольное подчинение женщины патерналистскому порядку как признание его верховной справедливости 68.

Неубедительность, если не сказать фальсификацию, этого «исторического» прочтения аттической трагедии продемонстрировало время и вновь те исследования, которые, не отрицая важность конфликта между мужским и женским в «Орестее», показали, насколько богато это произведение с точки зрения данного исследования. Исследователи пролили немало света на то, как трагедия Эсхила трактует скрытые смыслы социальных, биологических и религиозных отношений между мужчинами и женщинами 69.

 

Создание мифа.

 

В течение нескольких лет историки и антропологи занимались критическим переосмыслением Бахофена и его теорий. Ученые изучили теоретические предвзятые мнения, идеологические предрассудки и методологический инструментарий, которые помогли придать форму теории материнского права 70. В центре данной работы были недостатки базельского ученого, равно как и его значительный вклад в античные исследования. Акцент Бахофена на важности мифа был не последним конструктивным аспектом его работы. В мифе он видел и точно описывал репрезентацию греками требования власти со стороны женщин: темная Гея, гордившаяся своей пророческой властью; убийца Клитемнестра, Данаиды, the Lemnians; амазонки, враждовавшие с греческими героями и нападавшие на Афины. Коротко говоря, он видел одержимость добропорядочного греческого гражданина всем тем, что считалось примитивным, хаотическим, мрачным и опасным в «женском начале».

В некоторых греческих мифах это устрашающее женское начало ставиться в начале времен и наделяется древней первобытной силой. Отбросить власть женщины в отдаленное прошлое, определить ее место в «доистории», увязать его с варварским, «гинократическим» строем, характеризующимся отсутствием закона и нравственности, чтобы сделать все это, надо было выкинуть женщин из общей картины, исключить их не только из истории Греции, но и из истории вообще 71. Бахофен и его последователи отчетливо видели эту легендарную «реальность». Их ошибкой было ловить греков на слове, принимать миф за историю. Поступая подобным образом, они нечаянно создали свой собственный миф, сам по себе заслуживающий изучения: миф о матриархате 72.