Женевьева Фрейс, Мишель Перро

ПОРЯДКИ И СВОБОДЫ

Перевод Школьникова И. А.

Образ девятнадцатого века, как тусклого и мрачного времени, периода, строго ограничивавшего женщин, возник достаточно спонтанно. В течение именно этого века была по-новому концептуализирована жизнь женщины, от раскрытия субъекта личной истории до четко определенного, социально разработанного набора правил. Тем не менее, было бы ошибочно думать, что период с 1789 по 1914 года был исключительно временем мужского доминирования и абсолютного подчинения женщины, поскольку именно этот век (а точнее век с четвертью) стал свидетелем зарождения феминизма, символического понятия, которое отражает как важнейшие изменения в социальной структуре (например, в уровне оплаты труда, личных гражданских правах, праве женщин на образование), так и появления женщин, представлявших объединенную силу на политической арене. Таким образом, было бы лучше сказать, что девятнадцатый век был тем историческим моментом, когда изменились жизни женщин, или, говоря точнее, изменились женские жизненные перспективы: современность предоставила возможность постулировать женщину как субъект, полноценную личность, участницу политической жизни и, в конечном итоге, гражданку. Несмотря на строгие ограничения тех кодексов, которые управляли повседневной жизнью женщин, спектр возможностей стал постепенно расширяться, а впереди лежали новые смелые перспективы.

Данный период начинается и заканчивается двумя важнейшими событиями: революцией и войной. Тем не менее, ни французская революция, ни первая мировая война, не дают ключа к пониманию этих прошедших 125 лет. Революции и войны известны тем, что принуждали женщин идти на службу только лишь для того, чтобы уволить их в тот момент, когда они перестают быть необходимыми. Взаимосвязь между приглашением и отвержением, между включением и исключением женщин из сферы государственных и национальных дел может быть едва уловимой, и нам необходимо несколько подробнее остановиться на том, каким образом мужчины использовали эту стратегию чередований.

Если новое время открыло для женщин множество новых возможностей, то случилось это потому, что они извлекали пользу из экономических, политических, социальных и культурных изменений, которые проходили в девятнадцатом веке. Решающими оказались несколько факторов.

Во-первых, в век историзма считалось, что, если человеческий род обладает историей, то ей обладают и женщины; их статус как помощниц мужчине и репродуктивных агентов рода мог бы оказаться не таким уж непреложным, как это казалось на первый взгляд, и так называемая вечная сущность женственности могла быть подвержена разнообразным вариациям, каждая из которых содержала бы в себе обещание новой жизни. Тем не менее, социалистические утопии (хотя, как говорит этимология самого слова, «нигде» в реальной истории не осуществимые) подразумевали возможность будущего, отличного от настоящего. Их создатели с огромной долей воображения пересмотрели механизм функционирования семьи, природу любви и материнства, социальную роль женщин. С другой стороны, эволюционные теории размышляли над происхождением общества, и в частности семьи, патриархата (или матриархата). Для самих же женщин тот факт, что человечество имеет историю (начало, прошлое, будущее) оказался, несомненно, обнадеживающим открытием.

Во-вторых, несмотря на то, что промышленная революция, вкупе с постепенным расширением демократических свобод, создала ряд проблем для женщин, она, помимо этого, разрушила узы экономической и символической зависимости, которая да недавнего времени привязывала их к своим отцам или мужьям. Первостепенное значение приобрела личность, и в этом смысле женская личность более близко походила на мужскую, нежели это было в прошлом. Но образ этот не был лишен и некоторой доли иллюзорности: например, вплоть до начала ХХ века женщины не имели права распоряжаться своими сбережениями по собственному усмотрению. Тем не менее, мы должны попытаться объяснить амбивалентность самого по себе освобождения: почему женский труд был в равной степени причиной чрезмерной эксплуатации и эмансипации; почему женщины столь долгое время были исключены из политической сферы?

Это подводит нас к третьему пункту: эра демократии a priori не была благоприятной для женщин 1. Первоначально утверждалось, что женщины должны быть исключены из общественной сферы и принадлежать сфере домашней. Догадаться о причинах этого весьма легко: при феодализме то обстоятельство, что несколько людей обладают определенными правами или скорее привилегиями, не означало, что эти права или привилегии распространяются на всех; и, наоборот, при демократическом правлении подразумевалось, что то, что действительно для одного, действительно и для всех. Поэтому лучше было не наделять правами ни одну из категорий женщин, нежели предоставить права фактически всем, и инициировать тем самым, как полагали люди того времени, глупую войну полов. Отныне в дискуссию о женской природе были вовлечены все женщины в целом, а не просто некоторое их количество.

Однако демократия не исключала женщин систематическим образом. Принцип исключения являлся внутренним противоречием всей демократической системы, которая утвердила равенство прав и установила республиканскую форму политики. Во всех западных странах это привело к возникновению феминизма, целью которого было достижение равноправия полов посредством коллективного социально-политического движения. Безусловно, феминистские действия и тексты могут быть обнаружены и в предшествующих веках, но феминизм, возникший как подтекст революционной практики 1789 года, оказался в центре внимания лишь после 1830 года.

Таким образом, девятнадцатый век оказался поворотным моментом в долгой истории женщин, как будто традиционная колода была заново перетасована. Старые трения по-прежнему присутствовали – между работой (дома или в магазине) и семьей, между домашним идеалом и общественной пользой, между миром внешнего облика, одежды, наслаждения и миром существования, ученичества и профессиональной практики, между религией как духовным учением и социальным регулятором и новой сферой образования в светских школах. Но карты сданы были по-разному, в игре были сделаны новые ставки. Если жизни женщин были изменены, то как мы узнаем, что они думали об этих изменениях? Соблюдали ли они новые правила? Дали ли они свое согласие на тот новый порядок, который был навязан им? Трудно ответить на эти вопросы, равно как трудно и идентифицировать разнообразные формы сопротивления, отвержения и нарушения. Более того, если современная женщина отказалась от определенной власти, как, например, той, что ассоциировалась с ее общественным положением или земельным владением, семейным бизнесом, - и, если в некоторых отношениях жизнь викторианской домохозяйки казалась бесконечно более ограниченной, чем жизнь аристократки эпохи Просвещения, потерю свободы которой оплакивала мадам де Сталь, - она взамен получила новую власть, в частности ту, что связана была с материнством. Девятнадцатый век переоценил материнство, причем не только как репродуктивную функцию. Это был вопрос, как писал Жозеф де Местр, «создания людей», «великого дарования жизни, которая не была проклята подобно другой». Женщины, будь они подчиненными или эмансипированными, научились пользоваться властью, которую дает им материнство, иногда в качестве спасения, но иногда и как средством достижения иной власти в социальной сфере. Образ школьной учительницы, предлагающей обществу свои материнские качества, четко отражает переход от «матери-учительницы» к «учительнице-матери».

С течением времени изменились и ставки, сделанные на женщин. Сформулированные в начале девятнадцатого века нормы, были коллективными нормами, определявшими социальную функцию (жены и матери), и установившими права женщин как выполнение их обязанностей, определив женщин как социальную группу, чья роль и поведение должно быть стандартизировано и, следовательно, идеализировано. Однако постепенно эта всеобъемлющая формулировка исчезла, а количество идентичностей женщины увеличилось: мать, работница, незамужняя женщина, эмансипированная женщина и т.д. Некоторые женщины приняли на себя не одну, а несколько из этих, иногда противоречивых, ролей, породив, тем самым, разногласия, которые были незнакомы женщинам ХХ века. Таким образом, разнообразные формы женского одиночества отразили комплексное взаимодействие шанса, необходимости и свободного выбора.

Ни одна из моделей женского поведения не могла превалировать. Замки, удерживающие женщин дома, неизбежно будут сорваны, табу на участие женщин в общественной жизни будут нарушены, запреты на политическую деятельность женщин будут опровергнуты. С разной степенью наивности или самосознания женщины отказались принять как норму ту жизнь, которая преподносилась им как идеальная. И даже, когда они верили в этот идеал и стремились жить в соответствии с ним, ни изменили саму его природу. Некоторые совершенствовали свой интеллект, и не только для того, чтобы поразить общество свои умом. Другие отправились в миссионерские путешествия или просто уехали, повинуясь духу приключений. Иные переехали в город в поисках работы, потеряв, тем самым, поддержку со стороны своих семей. И, наконец, четвертые вышли на улицы протестовать против несправедливостей по отношению к их полу или классу или же осудить рабство. Более того, можно усомниться в том, что жизнь в девятнадцатом веке была столь же ханжеская, как это и утверждалось, или, что сексуальная жизнь была столь же упрощенной, как общественная могла того желать. Если беспорядок, даже организованный беспорядок, был результатом использования мужчинами женщин – от беременной девушки-работницы до больной туберкулезом проститутки – то женщины были больше, нежели простыми жертвами, даже если свободная любовь зачастую оказывалась ловушкой, а маргинальное сексуальное поведение, например, гомосексуализм, было опасным, чтобы ему следовать.

Подчеркивая связь между подчинением и свободой, мы, безусловно, не дали точной картины жизни женщин девятнадцатого века и не отдали должное множеству общественных и профессиональных объединений. Как, например, дело обстояло с огромным количеством крестьянок, чья повседневная жизнь изменилась лишь незначительно на протяжении всего столетия? Они, возможно, составляли не более трех четвертей всего женского населения – факт, который нам надлежит держать в уме. Но история, которую мы рассказываем, это не история работ и дней, это не социальная история женщин. Мы заинтересованы, скорее, в тех вещах, которые претерпели изменения, в том, что делает «историю женщин» уместной, в том, каким образом женщины проявили себя не простыми статистками, но актрисами в исторической драме.

Другое белое пятно, которое заметит читатель, сложнее объяснить: позвольте назвать это конкретной реальностью, материальными и социальными фактами жизней женщин. Экономические структуры, функционирование различных институтов (например, религиозных), взаимодействие социальных слоев, все это зачастую упускается из виду или же об этом упоминается в совокупности с теми идеями, которые явственно принадлежат сфере символов, образов и дискурсов. И это не случайность, равно как и не отражение текущего интереса исследователей к механизмам восприятия женщин мужчинами и самим женщинами. Это является неотъемлемой характерной чертой истории женщин: поскольку женщина никогда не существовала в отрыве от своего образа, то женская история всегда включает в себя метафорическое измерение. Женщины – это символы: Марианна символизирует Французскую республику; музы – это также женщины; женщины появляются на иллюстрациях, популярных гравюрах, как героини романов; а философы говорят нам о том, что женщины – это отражение или зеркало «Другого». И с самого начала эти образы меняли себя, поскольку женщины знали, что образ – это ловушка: феминизм постоянно требовал в карикатурах осуждения крайностей его выражения и поведения, его маскулинности, его грубости, его неистовства. Именно поэтому иллюстрированная глава настоящей книги сопровождается детальными комментариями, отстраненными насколько это возможно от обычных интерпретаций образности.

Таким образом, «история женщин» – не более чем простое название: если эта история желает отделить себя от необходимой репрезентативной истории, то она также должна быть и историей мужчин, историей отношений между полами, историей различий между полами. Как мы увидим, формулировка этой связи варьируется от главы к главе, завися не только от интересов самого автора, но также и от предмета рассмотрения. Тело и сердце женщины описываются в тесной связи с мужчиной; закон и философия необходимым образом концептуализируют половые различия. С позиций половых различий исследуются и религиозные нормы, и литературные описания, и иконография. Таков и дискурс политической экономии, который в особенности является симптомом путаницы между естественным и общественным порядком, между разделением труда по половому признаку и рынком труда для мужчин и женщин. Всплывет тот факт, что женские профессии, которые обуславливались их «естественными» качествами, на деле, определены исключительно языком.

Соответственно, критика языка становится существенным элементом истории женщин. В значительно большей степени, нежели в иных дисциплинах, критика языка является здесь решающим компонентом анализа того, каким образом «факты» и нарративы, которые их демонстрируют, соответствуют друг другу. Это могло бы стать конкретным вкладом «истории женщин», с ее всегда живым интересом к самопознанию как когнитивному процессу, в общую историю.

Тот факт, что данная книга главным образом касается «Запада» может показаться достаточно оправданным, особенно для девятнадцатого века, но и открытым для обсуждения на том основании, что, как продемонстрировали недавно вышедшие работы, национальные истории различны. На протяжении последних двух десятилетий данной проблеме было посвящено значительное количество книг, а новые работы продолжают выходить буквально каждый день. Запад, являющийся предметом нашего интереса в данном случае, состоит не только из Европы – от Атлантики до Урала, от Балтики до Средиземного моря, – но также и из Северной Америки. Существуют исторические и культурные различия между, скажем, Англией и Францией, Италией и Германией, Соединенными Штатами Америки и Бельгией или Швейцарией. Первые эксперименты по политическому переустройству имели место во Франции, с ее революциями и светской республикой. Крупнейшие религиозные перемены заново определили, помимо всего прочего, женщину-католичку. Наоборот, определенные культурные трансформации, казалось, были более британскими или германскими: например, феминизм в Англии и Германии был в высшей степени инновационным в практической сфере, даже, если иногда он носил менее выраженный политический характер, чем где бы то ни было. И в то время как Французский гражданский кодекс служил моделью для современного законодательства, тон в философии на протяжении всего девятнадцатого века задавали немцы. Центр нововведений смещался уже от Европы к Северной Америке: Соединенные Штаты, переполненные творческой энергией со времен революционной войны, породили первые феминистские модели, вытекшие из протестантских собраний и иных новых форм демократической практики. Вскоре экспансия на Запад и влияние иммигрантов стали питать и другие источники. В контексте отношений между полами североамериканский континент являл собой новый мир. Новая Женщина появилась на свет благодаря опыту бостонцев и евреек Нью-Йорка. В своем великолепии она вернулась в Европу, где постоянно стала присутствовать в дискуссиях по поводу половой идентичности.

На Западе, понимаемом в этом широком смысле, как территории одновременно более гомогенной и более разнообразной, по сравнению с прошедшими веками, существовали расхождения в поведении и едва уловимые различия в выражении, которые феминизм сделал более чем очевидными, и тем более международное измерение самого феминизма и интенсивность общения. Именно здесь берет свое начало фундаментальные изменения в гендерных отношениях, существующие и посей день, продолжающийся и, возможно, нескончаемый сдвиг в способах отношения мужчин и женщин к противоположному полу, который по-прежнему является, и это очевидно, проблемой для нашего с вами времени, равно как и проблемой для начала ХХ века, которое было кризисным временем, периодом напряженной сексуальной тревоги.

Вы можете поделиться этим в соц. сетях: